«Что нас убивает»

«Что нас убивает»

Она была молодец. Когда надо было бежать, она бежала и не задавала вопросов. Когда я просил ее стрелять, она уже смотрела в прицел. Не сомневалась, не сожалела, она знала - так нужно. Наверное, все девочки из бедных районов очень рано понимают, насколько ценна жизнь, и как сложно за нее бороться. Поэтому раздумывать нет времени, теперь цена жизни и шанс ее потерять возросли, да так, что нам и не снилось.

Я сам никогда не ездил на дорогих машинах, не одевался с иголочки, но даже мне далеко до того, что пережила она.

Отец ее работал на фабрике рыбных консервов, разгружал рыбу. Он много работал, но ничего не зарабатывал, потому как каждый вечер, получая свою сдельную оплату, спускал ее с друзьями на алкоголь, а если давали много, то не чурался и проститутками, совсем забыв, что дома его ждет голодная дочь. Когда она научилась зарабатывать сама, она просто захлопнула перед ним дверь и больше никогда о нем не думала. Мне не понять, каково это быть без родителей. Даже сейчас, когда все, кто выжил, потеряли своих родственников, я все еще думаю о них, надеюсь, что они спаслись и тоже ждут меня.

В этом плане ей намного легче. И легче убивать тех, кто хочет причинить ей или мне вред. Никогда не видел, чтобы она опускала голову, или задавалась вопросом, правильно ли она поступает. Выживает сильнейший. Дашь слабину и умрешь. Простая истина, которая прекрасно работала и раньше, а теперь это главный закон выживания.

С этой девчушкой я познакомился, когда ей было всего семнадцать. Она не училась, а предпочитала работать в парикмахерской. Денег на жизнь ей хватало, но для удовольствия нет. Поэтому иногда она заходила в большие людные торговые центры вечером, и опустошала чьи-нибудь карманы, а если ей везло, то и брала что-нибудь из бутиков.

И встретились мы как раз в тот момент, когда мой бумажник уже почти поселился в ее сумочке. Взглянув в ее испуганные глаза, я не мог злиться. Вместо того, чтобы сдать охране торгового центра, я пригласил ее на кофе, и она согласилась. Мы просидели там до самого закрытия, и болтали абсолютно ни о чем. У нее не было секретов, она говорила, что секреты ей не по карману, поэтому спокойно рассказывала о своей жизни, а я слушал. К концу дня она стала едва ли не самым близким мне человеком.

Через два года мы съехались, а она решила получить образование. Теперь ей не надо было бороться за каждый цент и убивать свою жизнь на бесполезной работе. Вместо этого ей захотелось адреналина, и чтоб за него как можно больше платили. Через пять лет мы покинули душный Кливленд и отправились в Саванну, где тоже было душно, но по крайней мере не 24 часа в сутки.

Этот город открывал возможности, и она, как дитя улицы, не стала ждать второго шанса. Всего один год ей потребовался, чтобы стать прекрасным журналистом и интервьюером. Мне было даже стыдно, ведь по сравнению с ней я был слишком замкнутым, и моя карьера в компании по продажам бытовой техники буксовала на месте. А ее звезда восходила, и мне лишь оставалось купаться в ее лучах.

Через три года, когда ее имя знал каждый второй в городе, на Землю пришел ад. Конечно же, она, как журналист, ничуть не испугалась вспышке эпидемии в Атланте. Напротив, она решила, что это ее шанс сделать самый лучший репортаж в ее жизни. Я не мог отговорить ее ехать туда, но мог уговорить на пару дней задержаться, чтобы помочь мне со счетами по взятым кредитам. А через два дня ее репортаж сам постучался в наши двери, навсегда изменив нашу жизнь.

Это был парень, живущий в квартире напротив. Такой типичный тинэйджер-переросток, которому на все плевать и все «по-приколу». С порога он начал с блеском в глазах рассказывать, что на улицах Саванны видели зараженных этой «чумой из Атланты». Я спросил, мол, причем тут я, ведь я даже имени твоего не знаю. А он как будто не слушал меня, говорил что-то про зомби, конец света и своего друга Сида, который где-то читал, что правительство разрабатывало новое биооружие, но яйцеголовые что-то не рассчитали, и теперь болезнь вырвалась из подземных научных бункеров.

Я не мог тогда слушать весь его монолог, да и не смог бы, потому что парень, уйдя в свои мысли забежал обратно к себе в квартиру, явно вспомнив что-то важное. Или захотел прочитать еще какого-нибудь бреда. Если бы тут была моя милая, то ее бы это заинтересовало. По крайней мере, она бы сделала репортаж о массовой истерии, которая накрыла город еще вчера. Десятая часть жителей решила бежать на юг, создав на выезде из города пробку длиной на сто миль. Я лишь смеялся над ними тогда. Но все-таки все эти собирающие вещи жители вызвали в моей душе беспокойство. Я позвонил родителям в Кливленд, но никто не подошел к домашнему телефону. Я позвонил на оба сотовых и так же безрезультатно. Перерыв старые записи, я нашел номер соседа, дряхлого старика, живущего под родительской квартирой, и вежливо попросил его подняться и проверить как они. Тот что-то проворчал, но обещал сходить. Старики ходят медленно, поэтому я сказал, что перезвоню ему через двадцать минут. Но ни через двадцать минут, ни через полчаса, ни вечером, когда я вернулся с работы, старик не отвечал на мои звонки.

Она пришла еще позже обычного, вся в мыле, и сразу метнулась на кухню пить кофе. Сказала, что вокруг творится что-то неладное, военные вводят в городе комендантский час, а журналистов не подпускают к ограждениям на выстрел. Последней ее фразой в этот день было предложение купить оружие прямо завтра. И вопросом это было только в интонации, я знал, что она уже все решила и завтра же пойдет получать ствол, чего бы ей это не стоило. А я полночи лежал и смотрел в потолок, думая о маме и папе.

Утром город не проснулся. Не было ни пробок, ни извечного шума дорог. Не было посетителей кафешек и бомжей, катающих тележки со своим барахлом. На улицах были люди, но в этот раз они не спешили быстрее добраться до своего офиса. Они сбивались в кучки с незнакомцами и обсуждали что происходит.

В моем офисе сегодня были только я и директор, который выглядел неважно. Сказал, что по городу бродит какая-то новая эпидемия гриппа, а он имел дурость поцеловаться с женой, которой уже пару дней нездоровилось. Он выгнал меня с рабочего места и запер офис. Сказал, чтобы я выходил на работу, когда ситуация с военными нормализуется, и люди снова захотят покупать их бытовую технику. В полном недоумении я поплелся домой.

Она была дома, сидела на нашей кровати. Видимо, не пошла на работу. В ее руках было два пистолета, больших. Я не разбираюсь в оружии, поэтому не мог отличить одного от другого, и уж тем более припомнить название. Я не удивился, что она достала оружие так быстро. С ее прошлым, помноженным на новые связи, она могла приехать домой на танке, причем совершенно легально приобретенном и со всеми необходимыми бумагами.

Она молча сидела и смотрела на оружие, будто не замечая меня. Рядом с ней на одеяле лежало несколько пистолетных обойм, семь или восемь. Она снова боялась, были все признаки: дрожь в руках, покачивание головы, закусанные губы. Я не видел ее такой напуганной с первой нашей встречи. Я сел рядом и обнял ее. «Моя малышка, даже если весь мир будет против нас с тобой, я тебя никому не отдам», - прошептал я. Не знаю, услышала ли она меня. Она продолжала смотреть на пистолеты, будто в них можно было найти ответы.

Тогда я и подумать не мог, что мне придется воспользоваться оружием уже в конце дня. Город после затишья закипел. На улицах появлялись странные люди с яркими глазами и слюной, капающей изо рта. Какая-то форма бешенства, так передавали в новостях, прежде чем телевизор стал показывать лишь ряб. Увидишь такого зараженного раз и больше никогда ни с кем не перепутаешь. Это бешенство меняло людей. Будто все самое дикое, что жило в дальних чертогах нашей звериной природы, вдруг высвобождалось. И больше не хотелось ни спать, ни сидеть на месте, только убивать и поглощать.

Надо было бежать, когда весь город бежал, но я был слишком ответственным. Как же я бы бросил работу? Из-за бреда в новостях? Телевизор всегда пугал, мы к этому давно привыкли. Вот и я привык, остался со своей любимой в городе, который был уже обречен. Сейчас по улицам удирали те, кто так же как я, решил переждать. А следом бежала отступающая национальная гвардия. Замыкали погоню зараженные люди. В них стреляли, но те не чувствовали боли и продолжали бежать следом. Когда погоня прошла мимо нашего дома, мы решили выбираться.

Первого зараженного мы встретили сразу, как только вступили на лестницу. Его я ударил спортивной сумкой, в которой мы собрали самые ценные наши вещи. Когда зараженный упал, я узнал в нем соседа сверху, тихого приветливого парня. Его имени я тоже не знал. Мне все время не хватало времени познакомится с соседями, да и вообще вести с кем-то дружеские беседы. А парень все то время, что мы живем тут, здоровался, улыбался, открывал и придерживал дверь, если у меня были тяжелые сумки, и я не мог попасть в подъезд дома. А сейчас я повалил его на пол и ударил термосом с горячим кофе по голове. Парень дергался, но не вставал.

Когда мы вышли, улица была такой же пустынной, как утром. Только вдалеке раздавались чьи-то леденящие кровь крики. По улице протянулся длинный шлейф из мусора и человеческих тел. Мертвецы лежали на асфальте и среди них были не только бывшие зараженные, но и обычные люди, попавшие под случайные пули отступающих военных.

Что делать и куда идти мы не знали, главное было поскорее убраться куда-нибудь за город, или найти пункт эвакуации, если они, конечно, еще остались. Я был растерянным, и я ненавидел это чувство. Мужчина всегда должен знать путь, иначе грош ему цена. А пока я не знал его, и мы побрели подальше от шума. Увы, это не принесло успеха, ведь крики, куда бы мы не шли, становились громче, а звуки выстрелов не смолкали и отражались от зданий. Как будто вокруг города шла война.

Наш путь тоже не был простым. Несколько раз на нас нападали зараженные, и нам пришлось стрелять. Были и мародеры, которые просто хотели отнять наши сумки, и с ними мы поступили точно так же. Незараженных людей убивать проще, они чувствуют, когда им в грудь прилетает две пули и уже начинают прощаться с этим миром, тогда как зараженные продолжают идти, пусть и не так резво. Больные этой новой заразой вовсе не были бессмертными, так же умирали от потери крови, выстрела в голову или в сердце. Но даже на последнем вздохе они пытались добраться до нас и растерзать.

А им многого и не надо. Достаточно было одного укуса, чтобы человек заразился. Прямо как в старых фильмах про зомби, только человек не умирал, а менялся. Я видел, как один парень после укуса раздулся до неузнаваемости, а потом лопнул, расплескав вокруг мерзкую вонючую жижу. Это был самый странный вирус, о котором я только мог слышать. Даже в кино такого ни разу не видел, а уж там-то показывали, пожалуй, все.

Когда уже почти стемнело, мы поняли, что прошли не более пяти кварталов. Двигались мы дворами, подальше от дорог. Возможно, мне стоило бы попытаться добраться до своей машины, припаркованной за домом, но до нее уже наверняка добрались мародеры или ее конфисковала гвардия. Уж лучше двигаться медленно, но наверняка.

От постоянных нервов навалилась усталость и начало клонить в сон. Спать здесь было бы самоубийством, а заходить в темные, не освещенные дома – это все равно, что забраться в открытую пасть хищника и самому свести его челюсти. Поэтому мы с моей девочкой ускорили шаг. Это бодрило. Это была не просто разминка, это был способ снова начать бояться и увеличить адреналин. Мы стали в три раза заметнее, поэтому страх снова нагнал нас и не дал возможности уснуть.

Так мы думали поначалу. Потом мы просто устали еще больше и начали искать места, где можно было бы посидеть не опасаясь нападения сзади. В городе, мимо которого проходит шоссе, таких мест, на самом деле, не так уж и много. Мы нашли убежище там, где совсем не ожидали его найти. Детская площадка была со всех сторон открыта, но на ней находились домики для детей. «Убежища», как они их называли, и теперь, после сегодняшнего дня, это название подходило им как нельзя лучше. В один из таких мы и забрались по стальной лесенке. «Убежище» находилось на высоте человеческого роста, и зараженные смогли бы нас увидеть там, только если бы подошли вплотную.

Этой ночью мы дежурили по очереди. Пару раз я слышал чьи-то крики, но постарался не обращать на них внимания. Я не был бесчувственным козлом, просто знал, ради чего и ради кого я должен бороться и выживать. Это придавало мне сил, это не давало сомкнуть глаза в мою ночью вахту, это заставило меня убивать с самого утра, как только мы покинули наш ночной дом.

Первой, кого мы встретили этим утром, стала маленькая девочка лет шести, что беззвучно ходила вокруг детской площадки. По одному ее виду можно было сразу понять – заражена. Желтое платьице с вышивкой стало грязным, измазанным уже засохшей кровью. Ее кровью. Видимо покусали прямо на этой площадке, а она не нашла причин уходить с нее теперь, в своем новом облике и состоянии. Она шагала недалеко, но не замечала нас. Шаги ее были медленными и неуклюжими, будто она только училась ходить. Но опыт предыдущего дня не дал мне повода усомниться в том, что зараженные только выглядят слабыми и беспомощными. Когда они замечают цель, в них вселяется сам дьявол, и даже такая девочка может сломать взрослому мужчине пару костей.

Рисковать я не мог. Воспользовавшись неведением зараженной, я подкрался к ней сзади и сильно ударил рукояткой пистолета по голове. Череп девочки треснул, брызнула кровь, и некогда прекрасный ребенок упал лицом на асфальт. Я смотрел на нее, а она выплевывала кровь изо рта. Интересно, а чувствует ли она боль? Нет, не должна. Боль останавливает, боль учит бояться, а те твари, в которых превратились люди, не боятся ничего, ни боли, ни смерти.

Я почувствовал на плече прикосновение и резко обернулся. Нет, это всего лишь была она, понимающая и такая любимая. Теперь уж действительно в целом мире остались мы двое. В прекрасном новом мире, где есть только мы и наши враги. Не самая лучшая перспектива, но уж точно и не худшая.

Когда над нашими головами пролетел вертолет, мы не поверили своим глазам. Моя подруга радовалась, а я представил какую орду тварей привлечет тот шум, что издает вертолет, и помолился о том, чтобы он летел в другом направлении. Но это был не вертолет эвакуации, и даже не боевой вертолет. Это был маленький двухместный и очень медленный Robinson, к которому было приделано два громкоговорителя.

«Всем выжившим! Последний пункт эвакуации на крыше отеля “Саванна”. Если вы не заражены, собирайтесь на крыше отеля “Саванна”. Не контактируйте с зараженными, не вступайте в бой и не мешайте военным! Идите к точке эвакуации на крыше отеля “Саванна”. Вам помогут!»*

Запись повторялась снова и снова. Вертолет летел низко и достаточно медленно, чтобы мы успели прослушать сообщение минимум пять раз. Я посмотрел на подругу и промолчал. Снова этот взгляд, снова она все решила и теперь пойдет до своей цели, переступая через тех, кто встает на пути. А раз спорить не имело смысла, и все мои возражения были бы растоптаны ее аргументами, то я даже не стал начинать этот спор. Может быть выбраться на окраину не самая хорошая идея, но идти почти в самый центр, пробираясь через тысячи зараженных ради призрачного шанса улететь на вертолете – безумие в чистом виде. Но я молчал и уже в голове подбирал всевозможные маршруты до отеля. Он был большим, его было видно практически из любой части города, где не было многоэтажек. Столь грандиозное сооружение было редкостью в Саванне, поэтому пилот вертолета даже не стал уточнять адрес.

И мы вновь отправились, только теперь имея перед собой конкретную цель. Идти по главным улицам было опасно, тем более после того как вертолет переворошил все кварталы и зараженные начали выбегать из домов из-за шума. Теперь их стало больше, а патронов у нас меньше. Даже уже исхоженные нами улицы стали вновь опасными, и нам приходилось искать новые пути обхода. Но цель давала нам многое.

Мы шли уверенно, ведь знали куда, и надежда на спасение вновь расцвела в наших душах красивым бордовым цветком. Другой расцветки у него и быть не могло, ведь количество крови, что я увидел за эти два дня, было даже большим, чем я смог бы увидеть за две жизни в кино. Кровь была перед моими глазами, когда я их открывал, и оставалась предо мною, когда я их закрывал. Кровь густела на такой жаре очень быстро, превращалась в смердящие лужи на дорогах, зданиях и тротуарах, и если бы она не свертывалась, то я бы почувствовал себя в какой-нибудь старой экранизации Стивена Кинга, с красными реками, способными смыть человека с ног.

Вместе с надеждой пришло понимание, что страх уже не так сковывает нас. Патронов было немного, но мы сняли несколько пистолетов с тел недавно убитых мародеров и таких же как мы, просто бегущих от смерти людей, но чуть менее удачливых. Настоящим чудом было найти пистолет с глушителем. Сейчас, когда крики стихли, каждый наш выстрел привлекал внимание всех зараженных, что были рядом. До сих пор нас спасало то, что шли мы по дворикам, где близко построенные дома отражали звук, и не один зараженный не мог определить, где находится его источник. Глушитель ускорил наше передвижение, ведь после каждой вынужденной стрельбы нам теперь не приходилось пережидать, пока зараженные забудут о том, что рядом есть способные постоять за себя люди.

Мы так расслабились, что перестали чураться брать с мертвых тел не только оружие, но и припасы. Так что когда мы проходили мимо маленького бакалейного магазина, мы просто не смогли пройти мимо. Моя подруга, судя по ее горящим глазам, вернулась лет на десять назад, когда она мечтала ходить по магазинам и брать там все, что попадается на глаза. Сейчас мы были не в модном бутике, а зашли собрать все то, что еще не взяли другие люди, да и завтрак был бы нам в самый раз.

Магазин был полностью пуст, кто-то забрал с собой даже стекло из витрин. Не нашлось ничего ни в зале, ни в подсобке, поэтому мы разочарованно пошли прочь. Однако такой свободный вход раззадорил нас, и мы стали чаще заходить в помещения в поисках ценного. Иногда мы просто искали укрытия от бредущей толпы зараженных и пользовались ситуацией, чтобы найти вкусную еду, что все равно через день испортится, и дорогие украшения, которые, как мы надеялись, еще будут ценится, когда кошмар вокруг кончится. Мы просто думали о нашем будущем, и каждая найденная драгоценность давала нам чуть больше веры в то, что все когда-нибудь вернется на круги своя.

Я не сразу понял, что произошло. Сначала толчок, а потом резкая боль, из-за которой потемнело в глазах. Чьи-то зубы сошлись на моем горле, и во рту появился металлический привкус крови. Отбросить нападавшего я не мог, слишком уж сильно я ударился головой при падении. Кто это был? Зараженный, я знаю, но кто? Еще один мой сосед, на которого я не обращал внимание, или просто один из незадачливых покупателей этого ювелирного магазина, в котором мы очутились? Сейчас-то мне должно быть все равно, я должен бороться за свою жизнь, но сил отбросить нападавшего у меня не было, а от сотрясения в голову лезли какие-то совершенно сторонние мысли.

Но где же выстрел? Почему она не стреляет, не пытается скинуть это пахнущее гнилью чудовище, откусившее большой кусок от моей шеи? Еще при падении я уже понял, что умру, но она могла бы попытаться что-то сделать. Чудовище ненадолго остановилось и оторвалось от меня, чтобы переживать кусок мяса, и краем глаза я замечаю ее. Она стоит в боевой готовности, держит зараженного на мушке, но не может выстрелить. Снова трясущиеся руки, слезы из глаз и хлюпающий нос. Чего же ты ждешь…

Кто-то подбежал к ней сзади. Я так хотел предупредить ее, но не смог. Моя гортань разорвана, и судя по всему что-то с позвоночником. Незнакомец схватил ее сзади, она взвизгнула и едва не начала стрелять по нему, но вовремя поняла, что это не зараженный. Тот странный тип в кепке, паренек, что жил напротив меня. Первый, кто предупредил меня о том, что грядет. Он спросил у нее, в порядке ли она, а потом подбежал к зараженному и ударил его бейсбольной битой по голове. Череп разлетелся по всему магазину кровавыми ошметками, и мне понравилось это зрелище. Странно, что в такой момент я могу находить хоть что-то радостное из того, что меня окружает.

Парень попытался увести ее, но она сопротивлялась и не могла отвести от меня взгляд. Вырвавшись, она села передо мной на колени. Я снова начинал чувствовать конечности, и это испугало меня. Скоро я стану таким же как они и наверняка забуду, кто она такая и что я к ней чувствую. Надеюсь она примет правильное решение.

Она плакала, дольше, чем следовало, дольше, чем я заслуживал. Беги. Кончай со мной и спасай свою жизнь. Если бы я мог, то крикнул бы ей это в лицо. Бери этого странного типа и беги до точки эвакуации. Больше никаких магазинов, никакого промедления. Спасай себя.

Она вытерла слезы и навела на меня пистолет с глушителем. Ее грудь снова разорвал приступ плача. Она взяла меня на прицел, а я лишь пустил фонтаны крови из своего горла в ответ. Я уже давно должен был умереть, но зараза не дает мне уйти так просто. Она будет поддерживать во мне это подобие жизни, чтобы я мог отнимать жизни у других.

Быстрей. Сделай то, что должна, выстрели и останови меня.

Она зажмурилась, отвернулась и нажала на курок. Эх, милая, всегда смотри куда ты стреляешь, однажды это спасет тебе жизнь. Пуля вошла в череп, но не задела в мозгу тех областей, которые поддерживают жизнь в таких как я - зараженных. Смерть не пришла за мной, но этого выстрела было достаточно, чтобы я больше никогда не смог встать и причинить вред моей Рошель. Ни сегодня, так завтра я умру окончательно, это было главное. Я слышал, как моя девочка собирается, быстро, решительно, навсегда оставляя проклятое место. Она и этот парень найдут отель, доберутся до пункта эвакуации и улетят с другими выжившими подальше из этого нового мира. Если уж кто и справится, если уж кто и сможет выжить и найти в нем свое место, то это она. Неплохой финал, если подумать.

*Название отеля The Vannah было изменено на более привычное русскому уху, так что, за исключением этого факта, тут все по канону.

P.S. Если вам понравился этот рассказ, то не забудьте прочитать и первый.